С бригадиром рыболовецкой группы Юрием Алексеевичем Сикериным мы встретились на берегу залива в половине шестого утра. Юрий Алексеевич дал понять, что мы опаздываем. Бессмысленно было оправдываться, что задержались, снимая рассвет, поэтому без промедления вся группа отчалила от берега на скоростном катере.
Нерпа и бакланы против рыбаков
Спешка связана отнюдь не с нарушением запрета на рыбалку, превышением квот вылова или прочими ограничениями, как может показаться несведущему человеку. С разрешительными документами у бригады «Баргузинского промысловика» полный порядок, проблема в другом — благородного сига в сетях съедает нерпа.
— Зимой от нерпы научились уходить, потому что в этот период ей труднее мигрировать. Алгоритм прост: если находишь в сетях съеденную рыбу, то отступаешь метров на 500 или километр, и проблема решена. А летом уже сложнее, потому что нерпа плавает практически по всему Байкалу, в любом месте может вынырнуть, воздуху набрать и дальше идти. Более того, ластоногие караулят лодки, ждут, когда люди поставят сети. Нерпа – умная, она уже ориентируется по звуку мотора лодки, мотор остановился — для нее это сигнал, будут ставить сети. В естественной среде нерпа не способна догнать омуля или сига, там ее рацион составляет голомянка. Тем не менее, она не упускает возможность схарчить крупную рыбу, попавшуюся в снасть.
— Нерпа сломала весь распорядок, — перекрикивая шум мотора, поясняет бригадир. – Сейчас, чтобы добыть хоть немного рыбы, сети ставим в полночь, а через три часа уже поднимаем. Спустя некоторое время, в подтверждение своих слов, Сикерин достал из сети огрызки — крупный плавник с остатками мяса, все, что осталось от сига.
Выход в море оказался напрасным, ни одной рыбы не поймали.
В бригаде Сикерина работают три человека — сам Юрий Алексеевич, сын Владимир и его тезка Володя Лазарев. Считают, что это оптимальный состав коллектива. Прошли те времена, когда в устье Баргузина рыбачили адамовские, макарининские, максимовские, – до восьми бригад стояло по 10-15 человек в каждой, невод по очереди тянули, и омуля хватало всем, никто не жаловался. А сейчас и соровую рыбу не ловят. Она перестала заходить на мель, где становится легкой добычей бакланов, а раньше небольшим неводом до 8 тонн поднимали. Бакланы тучами кружат, высматривают косяк, а потом мгновенно выбивают его. В начале семидесятых годов численность бакланов регулировали сами рыбаки. Время от времени они снаряжали подростков на лодках, которые обследовали скалы, где гнездились пернатые, в ручном режиме регулируя их численность.
5 кило и баста !
До того как заняться рыбалкой, Юрий Алексеевич работал инспектором в рыбоохране, так что о промысле знает практически все. На существующие запреты и ограничения у него один ответ: пустое это. Контраргументы бригадир строит на собственном опыте и здравом смысле. Он считает: нельзя подгонять под определение «браконьерство», например, желание мужчины накормить семью. В прибрежных селах никогда богато не жили. Да, не голодали, потому что Байкал-батюшка кормил всегда, благодаря ему выжили в войну, пережили талоны 80-90-х. Самовольную рыбалку невозможно искоренить до конца, а вот контролировать вполне по силам. И здесь важно присмотреться опять- таки к опыту советских лет.
— Самое главное — навести порядок, чтобы не думали, что все можно, — говорит Сикерин. — В то время руководство рыбоохраны совместно с администрацией поселка добились самого главного — разрешения на лицензионный лов омуля, сазана. Можно было купить разрешение и спокойно, на законных основаниях рыбачить — это была хорошая отдушина для местного населения. Разрешалось поймать пять килограммов омуля. Мы сразу заявили местным: «Ребята, не наглейте, иначе будем наказывать». Не было смысла нарушать установленные правила. Мужики понимали: если без лицензии попадутся, то инспекторы опишут все. Если сеть поставил, и попалось 10 кг рыбы, то он мог прийти и выписать лицензию на это количество. Коллектив инспекторов был небольшой, но ситуацию контролировали. Национального парка еще не существовало, поэтому территория была большая, но мы справлялись. Предотвращали не только браконьерство, но и хищение рыбы со ставных неводов. Вскрыли факты, что ушлые ребята подъезжали ночью на лодках и черпали омуль. Пресекли мы это дело. В нерестовый период контролировали реки, ходили даже в Селенгу на катере. В 2000-е годы началась волна сокращений, через семь лет дошла очередь до меня, перешел на рыбалку. Добычей занимались от разных организаций, обязательно билеты брали, нам ведь не по 16 лет, чтобы по кустам от инспекторов бегать. В снижении количества рыбы Сикерин видит две основные причины — чрезмерное поголовье нерпы и засилье черного баклана. В прошлом веке с птицей, объедающей рыбаков, особо не церемонились.
— Мы со стариками, которые еще на веслах ходили вокруг Святого Носа, много раз общались на эту тему, — говорит Юрий Алексеевич. — Они специально давали лодку пацанам, еды, а вечером еще и пайку рыбы только для того, чтобы они разоряли гнезда, регулируя численность птицы. Баклан все равно гнездился, но его было не так много, как сейчас... Мы прошлой осенью ездили охотиться на утку и видели стаю бакланов. Они летели полосой метров пятьсот шириной и километра три длиной. Представляете? Вот такая стая упадет на озеро — все, к берегу лет пять можно не подходить: рыбу выбьют всю.
Туманые перспективы
Перспектива некогда знакового промысла Усть-Баргузина, по мнению Сикерина, весьма туманна. Неводных бригад уже практически нет. Некоторые, взяв билет, в море даже не выходили. Рыболовецкие колхозы обанкротились, закрылись.
— Все идет к тому, что неводную рыбалку уничтожат. Сети давно никто не вяжет. Раньше в рыболовецком колхозе отдельный цех починочный работал, ремонтировали, ставники сшивали, вот специалисты пока остались, но и их скоро не будет. Сейчас официально одна женщина на весь поселок этим занимается. Профессиональная рыбалка умирает, лесную отрасль тоже прижимают, вот сейчас переработку до Нового года хотят закрыть, а людям заниматься нечем. Параллельно со снижением численности рыбы зреет другая проблема — разрывается связь поколений. Мастера промысла уходят, навыки передать некому. Уже сейчас поставить ставной невод идеально могут только 2-3 человека, они даже опыт передать не могут, если рыбалка закрыта. Когда вновь разрешат выходить в море, то делать это будет просто некому. Расчет на туризм пока не оправдывает себя. Некоторые ребята пытаются параллельно заниматься заготовкой леса и строят туристические гостиницы. Но к нам туристы едут 2-3 месяца, с июля по сентябрь, а жить надо год. Это сколько я должен заработать за это время?
О чем говорит опыт прошлых лет?
Рыболовный промысел в Усть-Баргузине развивался вместе с рыбоконсервным комбинатом. Предприятие братьев Вассерман, национализированное в революцию и переправленное в 1922 году из Кабанска по льду в Усть-Баргузин, пережило несколько историй своего преобразования. Большевики понимали, что без специалистов все оборудование — гора железа, поэтому пригласили братьев в Усть-Баргузин для обучения
персонала. Коллектив был небольшой — за смену выпускали около 300 банок рыбных консервов. Новый, более мощный завод построили в 1931 году, доставили немецкое оборудование. Во время войны на берегах залива действовали два предприятия — Усть-Баргузинский консервный завод и рыбозавод, объединенные Наркоматом рыбной промышленности СССР в Усть-Баргузинский рыбокомбинат. Для сведения, это было в феврале 1943 года, то есть в разгар войны. Через десять лет мощный комбинат перенесли на левый берег Баргузина, потому что правый, более низкий, попадал под затопление после строительства Иркутской ГЭС.
Предприятие фактически построили заново. Численность работающих все время росла, в 1986 году она превысила 400 человек. Комбинат проектной мощностью два миллиона условных консервных банок в год являлся крупнейшим перерабатывающим предприятием на всем Байкале. Так называемый мелкий частик продавался в любом магазине, это сегодня консервы из речной рыбы не сыщешь днем с огнем. Сикерин вспоминает, что в то время завод принимал от бригадставников в общей сложности по сотне тонн рыбы. В Курбулике от рыбозавода работал приемный пункт, омуль солили со льдом: ряд соли, ряд рыбы, ряд льда. Под таким прессом рыба твердела, становилась полувяленой, ее закатывали, отправляли в Москву вагонами. В 90-е годы деятельность предприятия сначала скукожилась, а потом совсем замерла. Вместе с комбинатом, проданным с аукциона в 2002 году, в депрессию впал и весь огромный поселок.
Поэтому, чтобы ответить на вопросы: что делать? как жить дальше? — наверное, стоит перечитать историю. Ответ лежит на поверхности: без градообразующего предприятия усилиями небольших коллективов вряд ли можно добиться кардинальных перемен к лучшему.
