Спецпроект «Именем Героя»
Герой Советского Союза, гвардии старший сержант, воздушный стрелок-радист 9-го Гвардейского минно-торпедного авиационного полка 5-й минно-торпедной авиационной дивизии Военно-воздушных сил Северного флота.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 ноября 1944 года старшему сержанту Григорию Сафроновичу Асееву было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
АСЕЕВ Григорий Сафронович
Свое детство Григорий Асеев провел в Бурятской АССР. Здесь окончил школу, нашел верных друзей и впервые задумался о море. Но жизнь, как опытный штурман, скорректировала курс: вместо морских просторов — бескрайнее небо, вместо капитанского мостика — кабина боевого самолета. И он принял эту перемену как должное, потому что небо ведь тоже безбрежно, как океан, и так же зовет смелых. Широкоплечий, крепкий, с открытым взглядом, он казался созданным для полетов. Добрый, смелый, верный в дружбе — таким запомнили его товарищи. «Большой оптимист в нашей эскадрильи», — говорили о нем. Но за этой легкостью характера скрывалась железная воля и редкое мастерство: Асеев стал одним из лучших воздушных стрелков-радистов Великой Отечественной. Он жил на полную, как летал, без оглядки, с открытым сердцем. И погиб так же — в небе, совершив последний подвиг, за который получил Золотую Звезду Героя. Его самолет не вернулся с задания, но сам Григорий Асеев навсегда остался в строю: в памяти друзей, в истории авиации, в сиянии того самого неба, которое стало его любовью, работой и вечным домом.
Крылья судьбы
Казахская степь, яркое солнце, да бескрайнее небо над маленьким селом Петропавловка –первые его воспоминания об Артаузском районе Казахской ССР. Обычная жизнь крестьянского мальчишки, где каждый день измерялся не часами, а трудом и простыми радостями. Но в десять лет в его жизни происходит первый крутой вираж — вся семья переезжает в город Верхнеудинск, ныне Улан-Удэ. Здесь, в железнодорожной школе № 65, закаляется его характер — такой же прочный как рельсы, мимо которых он каждый день шагал на уроки.
1939 год. Аттестат в руках, мечты о высшем образовании — и первый курс Иркутского политехнического. Но тут новый поворот: вместо студенческой скамьи — военная казарма, вместо лекций — уставы и наряды. Григория направляют во Владивосток в ряды Красной армии. Морской воздух, пропитанный солью, будто напоминал о детской мечте стать моряком. Но на медицинской комиссии звучит неожиданное предложение: авиация. И здесь проявляется его умение принимать вызов судьбы: «Морская авиация — это те же моряки», — решает Григорий. Так небо, которое он так часто видел над степью и горами, становится его стихией.
Школа младших авиационных специалистов дается ему легко, словно был рожден для этого. Уже в 1940 году он получает военную специальность «стрелок-радист». 4‑й минно-торпедный авиаполк Тихоокеанского флота встречает его грохотом моторов и запахом керосина — ароматом, который станет для него родным.
В эскадрилье торпедоносцев Асеев быстро заслужил уважение: его меткость в стрельбе, хладнокровие в полетах и неиссякаемый оптимизм сделали его не просто отличником боевой подготовки, а настоящим асом своего дела. Каждый вылет, каждая тренировка — ступень к тому подвигу, который ждал его впереди. Ведь настоящие герои не рождаются в один день, они копят мужество по крупицам, пока судьба не проверит их на прочность.
Огненный час Асеева
В конце 1941 года Асеев был переведен в авиацию Северного флота. Здесь Григорий быстро познал боевой настрой настоящей войны и ощутил тот особый металлический привкус во рту, который появляется при виде вражеских «мессершмиттов» в хмуром небе. В один из таких дней внезапно начался налет противника. Фашистские бомбардировщики, словно коршуны, прорвавшись сквозь заградительный огонь зениток, ударили по аэродрому. Персонал спешно бежал в бомбоубежища. Асеев уже спускался в укрытие, когда брошенный назад взгляд остановился на объятом пламенем бомбардировщике. В следующие мгновения мог раздаться взрыв: огонь неумолимо подбирался к бензобакам. Без раздумий, движимый внутренним порывом, Григорий рванулся назад к пылающей машине. Сорвав чехол с моторной части, он, обжигая руки, яростно сбивал пламя с плоскостей самолета. Дым разъедал глаза, жар прожигал одежду, но он продолжал бороться с огнем. И победил! Когда подоспела помощь, самолет уже был спасен. В этом эпизоде четко отразился весь характер Григория: не героизм напоказ, а простая, ясная решимость делать то, что должен.
Авиация Северного флота писала свою летопись войны. Каждый вылет — это поединок со стихией и врагом. Их торпедоносцы, словно стальные альбатросы, несли смерть вражеским караванам, перевозившим подкрепления и оружие, и становились щитом для союзных конвоев, пробивавшихся сквозь льды и штормы с бесценными грузами.
На одном из боевых заданий эскадрилье торпедоносцев, в которой служил Григорий Асеев, было приказано нанести удар по особенно крупной цели — вражескому конвою, растянувшемуся по морю, как ядовитая змея. И они сделали это мастерски: две торпеды, два точных попадания, и на дно ушли транспорты водоизмещением в десятки тысяч тонн, унося с собой грузы, которые так и не дошли до фронта. Но война редко отпускает своих героев без расплаты. На обратном пути, когда топливо было на исходе, а силы — на пределе, их атаковали. Тридцать истребителей, словно стая голодных волков, набросились на торпедоносцы. Самолет старшего лейтенанта Казакова, в котором Асеев занимал место стрелка-радиста, оказался под прицелом сразу четырех «волков». Казалось, шансов нет, но расчет бортовых стрелков Асеева и Данилова работал с хладнокровной точностью. Их пулеметы строчили короткими, выверенными очередями, отсекая фашистов. Они не позволили врагу приблизиться, и в какой-то момент немцы дрогнули и повернули назад. Этот бой стал еще одной проверкой на прочность.
В 1942 году Григорий Асеев, как один из лучших стрелков-радистов, начал летать с командиром полка подполковником Сыромятниковым. За время боев с января 1942 года и по октябрь 1944 года гвардии старший сержант Асеев принял участие в восьмидесяти с лишним боевых вылетах, из них свыше двадцати пришлись на удары торпедами по боевым кораблям и транспортам противника, около шестидесяти вылетов завершились бомбовыми ударами по аэродромам, живой силе и морским базам немецко-фашистских войск.
Г. С. Асеев лично принимал участие в потоплении четырех больших транспортов общим водоизмещением до 30 тысяч тонн, а в группе торпедоносцев — в потоплении шести транспортов общим водоизмещением свыше 40 тысяч тонн, двух сторожевиков и других морских судов противника общим водоизмещением примерно до 10 тысяч тонн. За это время им был лично сбит самолет гитлеровцев.
В наградном листе, где кратко описываются боевые заслуги Г. С. Асеева в 1944 году, говорится: «22 апреля 1944 года произведен групповой торпедный удар по конвою противника. В результате удара были потоплены 2 транспорта водоизмещением 10–11 тысяч тонн. 11 мая 1944 года произведен групповой торпедный удар — потоплен один транспорт водоизмещением в 6 тысяч тонн, и поврежден один транспорт водоизмещением 6–8 тысяч тонн. 17 июня 1944 года произведен групповой торпедный удар, в результате которого потоплено одно каботажное судно водоизмещением в 6–8 тысяч тонн». За эти бои Г. С. Асеев был награжден орденами Красного Знамени и Отечественной войны II степени.
Вечная высота
Судьбоносный бой Асеева случился 16 октября 1944 года. В этот день море встретило летчиков низкой облачностью и свинцовыми волнами. Воздух был накален из-за предчувствия сражения. Разведка донесла: к берегам движется вражеский конвой — три транспорта, словно жирные купцы, окруженные свитой из кораблей охранения. Но по мере приближения к Вадсе эта армада разрослась до двадцати шести стальных монстров, над которыми кружили семь истребителей. Цель была ясна: фашисты спешно эвакуировали войска, и этого нельзя было допустить. Первый удар наши торпедоносцы обрушили на конвой у мыса Эккерей. Море вскипело от взрывов, сторожевик пошел ко дну, транспорт заполыхал, тральщик задымил. Второй налет добавил в этот адский счет миноносец и два катера. Третий удар торпедоносцев под прикрытием истребителей добавил в копилку победы еще один транспорт, два сторожевых корабля и сторожевой катер.
Началась четвертая атака. Именно тогда судьба свела в последнем танце торпедоносец подполковника Сыромятникова, майора Скнарева и старшего сержанта Асеева с вражеским зенитным снарядом. Удар пришелся в левый мотор, машина вспыхнула, но не свернула с курса. Горящий самолет, словно феникс, рвущийся в последний полет, продолжал идти на цель — последнюю цель для экипажа. В представлении на присвоение звания Героя Советского Союза гвардии старшему сержанту Асееву Григорию Сафроновичу командир 9‑го минно-торпедного авиационного полка гвардии майор Бородавкин писал: «За совершенные 81 боевой вылет, участие в 23 торпедных атаках, в ходе которых лично участвовал в потоплении четырех транспортов противника водоизмещением 26–28 тысяч тонн, в потоплении группы шести транспортов в 40–41 тысячу тонн водоизмещением, двух сторожевых катеров, одного каботажного судна, семи вооруженных мотоботов, и проявленные при этом доблесть, мужество и героизм, достоин присвоения звания Героя Советского Союза».
Его самолет не вернулся на родной аэродром. Он остался там, в холодных водах Баренцева моря, завершив свой путь так же, как и многие герои той войны, без парадных речей, но с честью выполнив свой долг.
Память, отлитая в бронзе
Именем Григория Асеева сегодня называют улицы — те самые, по которым ходят дети, никогда не слышавшие грохота зениток и рева авиамоторов. Одна расположилась на станции Карымская, а другая — в районе Батарейки в столице Бурятии.
В Улан-Удэ, где он когда-то бегал школьником по коридорам железнодорожной школы № 65, теперь на фасаде висит мемориальная доска с его именем. Даже в Иркутском политехе, куда он так и не вернулся после войны, его имя высечено в камне — среди тех, кто ушел в бессмертие молодым.
В поселке Сафоново, где шумят северные ветра, его бюст стоит в строю таких же, как он, летчиков-североморцев, смотрит в небо, которое когда-то защищал. Высота, которую он когда-то покорил, оказалась вечной. Как и его слава.
