Мы все гордимся, что живем на берегу величайшего озера, но так мало знаем о Байкале. В разговоре с гостями нередко оперируем мифами, которые не имеют ничего общего с научными фактами. Наши интересы нередко ограничиваются ценами на гостиницу и омуль.

Гость номера — доцент кафедры гидрологии и природопользования географического факультета ИГУ, кандидат биологических наук, член РГО и РОЗ Алина Стом — среди тех, кто пытается переломить ситуацию, стараясь заинтересовать людей темой Байкала, донести до них, насколько уникально Священное море. Она устраивает интересные встречи со школьниками, преподает в госуниверситете, читает лекции для Российского общества «Знание», выступает на заседаниях Русского географического общества. Об этом и не только наш разговор.

— Алина Дэвардовна, родители наверняка брали вас с собой на Байкал, помните свои первые экспедиции?

— Самые первые точно не помню, потому что мне было всего шесть месяцев. Лет с трех под чутким руководством старшего брата уже помогали взрослым. Мы собирали гидробионтов для лабораторий, в частности,
олигохет (малощетинковых червей), которые разлагают органику на побережье и являются индикаторами экологического состояния озера.

Каждый год на 3–4 месяца выезжали работать в поселок Большие Коты на базу Байкальской биологической станции, которую основал знаменитый исследователь Виталий Чеславович Дорогостайский.

— Вы целенаправленно пошли по стопам родителей или так случилось? К­ем-то еще хотели быть в детстве?

— В разные годы хотела стать психологом, судмедэкспертом, еще ­кем-то. В 12 лет впервые погрузилась с аквалангом, и это меня буквально потрясло. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь толщу воды! Это один из эпизодов, побудивших заняться гидробиологией.

— Насколько легко вам давалась учеба в университете, наверное, многие вещи, о которых говорили на лекциях, не были новостью.

— Нет, в университете открывают огромный сектор знаний — ботанику, зоологию позвоночных, микробиологию и так далее. Мне стало очень интересно, когда уже прошла специализацию на зоологию беспозвоночных, тогда стало понятно, к чему я иду.

— Чему была посвящена диссертация?

— Диссертация была связана с личинками ручейников. Тематика — возможные причины несмешиваемости общесибирской фауны и эндемичной фауны озера Байкал. Дело в том, что мы, когда говорим про Байкал, имеем в виду один водоем, но при этом — две фауны, две абсолютно разные группы живых организмов. Эндемичные, которые больше нигде на планете не встречаются, только в Байкале. И общесибирские виды, которые представлены в реках и озерах Сибири, кроме Байкала. Что интересно, более 300 рек впадает в Байкал, и при этом в открытом озере организмы практически не встречаются, которые обитают в этих водотоках.

— А если по-простому спросить, почему они не смешиваются? Кто их туда не пускает?

— Определенные факторы — глубоководность, холодноводность, высокий процент содержания кислорода, определенный состав растительных организмов. Растения являются основой пищевой цепочки чаще всего. Эндемики обладают узкой толерантностью, они могут жить в строго определенных условиях, в строго определенном температурном, кислородном, световом режимах. Их организм, грубо говоря, заточен под озеро Байкал.

— До недавнего времени одним из главных источников загрязнения озера считался БЦБК, который закрыли. Теперь говорят, что основная угроза — это бытовые отходы, пластик, или существуют другие варианты загрязнения?

— Если говорить о загрязнении, оно касается в основном литорали — это примерно 5% от площади озера: биогены и ПАВы. Когда говорим про микропластик, про загрязнение флотом — уже не только береговая линия, но и поверхностные воды открытого Байкала. Есть еще такой фактор как река Селенга, которая начинает загрязняться еще на территории страны происхождения. И вот эти воды попадают в Байкал. На самом деле угроз очень много.

— Вы работаете с разными группами населения. Насколько информация дифференцируется в зависимости от возраста или всем все интересно?

— С моей точки зрения, о Байкале знают так мало, что интересно абсолютно все. Например, школьникам говорю: мы можем себе позволить то, чего не могут позволить арабские шейхи — мыться питьевой водой. Пытаюсь не просто справку выдать о том, кто в озере обитает, а зацепить каждого слушателя, чтобы он принял и осознал этот факт: пьем из-под крана питьевую воду и еще можем себе позволить ей мыться. Ведь мы следим за ценой на нефть, но при этом мы не задумываемся о том, что альтернативные источники энергии работают, а альтернативных питьевых источников не существует. Важно помнить, что вода, к сожалению, практически невозобновляемый ресурс.

Есть еще одна фишка. Рассказываю, например, про озеро Танганьика в Африке, которое сходно по происхождению, возрасту и глубине с Байкалом. Вода тоже пресная, разнообразие жизни уникальное, но при этом озеро Байкал — самое изучаемое озеро планеты Земля. Начинаю объяснять, почему ученых всего мира волнует Байкал, а не другие водоемы?

— Не задумывался. Так почему Байкал интересен миру?

— Байкал называют природной лабораторией. Считается, что в озере непросто шла эволюция организмов из-за его удаленности, изолированности от других крупных водоемов, а эволюция продолжается по сей день, и мы можем наблюдать это в живую. Но главная фишечка в том, что озеро насыщено кислородом от поверхности до самой глубокой точки. А там, где есть кислород, есть жизнь.

В Танганьике также, как и в Черном море, живой слой заканчивается на 50 метрах, иногда доходит до 200 метров. Дальше идет мертвая зона, наполненная сероводородом, и там возможна жизнь только сероводородных бактерий. Вот, представьте, озеро глубиной 1470 метров, 200 метров максимум — живой слой, а 1270 метров — мертвая зона.

У нас вода практически дистиллированная, лишенная ­каких-либо примесей. Природная система самоочищения озера — предмет пристального изучения. Ученые мечтают ­когда-­нибудь воспроизвести эту систему в других, к примеру, загрязненных водоемах.

— Это возможно теоретически?

— Теоретически возможно все. Есть у нас еще другой пример — Великие озера Северной Америки. Считается, что там 21% всех пресноводных поверхностных вод планеты Земля и в Байкале 20% пресных поверхностных вод планеты. Но у нас — это один водоем, а не система озер, и вода чистая, ее можно пить. Мой любимый прием с иностранными учеными с детства — это на их глазах зачерпнуть с борта корабля воду и попить. Потому что, собираясь в экспедиции, они закупали бутилированную воду, потому что пить воду из открытых водоемов для них — нонсенс. А мы не ценим эту роскошь.

— Скажите, а у вас есть любимые места на Байкале, или вы в другом месте предпочитаете отдыхать?

— Конечно, есть. Я обожаю отдыхать в Малой Кадильной, где в пещерах находили следы первобытных людей. Очень мало людей и альпийские луга вокруг — потрясающе!

Мне очень нравится на Байкале, в том плане, что буквально 30–40 км вдоль береговой линии проезжаешь, и уже полностью меняется флора, геология, и все время ­что-то новое открывается. Помню, на Крайнем Севере работала, мы 360 километров поднимались по Витиму до озера Орон. Там был сплошной день сурка: ложишься спать, видишь ландшафт, просыпаешься и создаётся впечатление, что катер за ночь не сделал ни километра — вокруг тоже самое. На Байкале настолько все разнообразно и удивительно, что вызывает неиссякаемый интерес.

— Для вас более притягательный Байкал — летний или зимний?

— Одинаково интересно. Чего стоят одни торосы, а сокуи — уникальнейшее явление! А уникальность этого как раз в кристально чистой воде, потому что в ­принципе-то вот такие наплески есть на других озерах, в той же Северной Америке, но там цвет совсем не тот — вода грязная. У нас туристы делают миллионы фотографий через толстые, но прозрачные глыбы льда. В этом году была в Монголии на Хубсугуле, полностью его пересекали. Там есть торосы, но они не идут ни в какое сравнение, несмотря на то, что Хубсугул — младший брат озера Байкала. Тем не менее, просто за счет отсутствия, возможно, такой частой тектоники, как у нас, ветров и так далее, торосы образуются других размеров и форм, непривлекают той силой, как привлекают на Байкале.

Байкальский кёрлинг, когда на кусок льдины садишься, тебя толкают, и ты катишься — кто дальше уедет. Ныряние в прорубь, потому что в марте, в безветренный день, солнышко припекает очень хорошо, а температурный режим воды несильно отличается от летнего, поэтому можно без проблем занырнуть.

— Относительно байкальских чудес существует множество мифов, назовете самые тиражируемые?

— Самый распространенный и самый обидный миф касается эпишуры байкальской. Поиск в интернете первым делом выдает фото гаммаруса, который к эпишуре не имеет никакого отношения. Размер эпишуры не превышает полутора миллиметров!

Эпишура днем обитает в глубинных слоях — ее и гаммаруса (Macrohectopusbranickii) там настолько много, что во время погружения «МИРов», эхолоты отбивали ложное дно на глубине 400 и 1000 метров — из-за отражения от плотного скопления слоев зоопланктона.

Второй устойчивый миф говорит о том, что эпишура якобы чистит воду Байкала. На самом деле она отфильтровывает живые клетки водорослей и бактерий. Когда ученые говорили о чистке, они имели ввиду, что эпишура поедает водоросли, благодаря чему прозрачность воды достигает сорока метров.

— В противовес мифам можете перечислить два-три по-настоящему удивительных факта о Байкале?

— Например, голомянка — единственная холодноводная живородящая рыба. Правда — это ложное живорождение, не то, которое мы привыкли подразумевать под словом «живорождение», у нее нет чешуи и плавательного пузыря. Голомянка, как живое «гнездо», внутри которого созревает икра. Для меня удивительно, как самцы двух бычковых рыб — длиннокрылки и желтокрылки, охраняют свои кладки в гротах, которые они строят специально перед периодом размножения. Каждый грот строго высотой 4 сантиметра.

Эти чертоги посещают самочки, откладывают икру, до 21 кладки бывает одновременно водном гроте. Самцы верно охраняют кладки до появления личинок мальков. У длиннокрылки самцы часто погибают от истощения, охраняя эти кладки.

У желтокрылки тоже некоторые погибают, некоторые уходят на охоту, а там — будь что будет, если что, на следующий сезон буду более внимателен. Третьи решают, что если несколько икринок от каждой кладки слопать, то и сам цел будешь и всю кладку защитишь.

У большой голомянки 98% популяции — самки и только 2% — самцы. И, соответственно, рассчитывать на то, что самцы смогут охранять вот так верно кладки, не приходится. И поэтому, возможно, как вариант, они перешли к холодноводному живорож­дению. Глубоководные аппараты «МИР» засняли голомянку, которая закапывалась в ил. Зачем? Что она там делает? Скакой целью? Вопросов очень много. Чем больше изучаешь, тем больше вопросов появляется. У многих ученых диаметрально противоположные точки зрения на те или иные аспекты и часто приходится или озвучивать обе точки зрения, или выбирать ту, которая с моей точки зрения, с точки зрения моего отца, кажется более правдоподобной. Допустим, древний сток озера Байкал. Половина геологов уверена, что существовала древняя река Праманзурка, соединявшая Байкал с Леной, а половина категорически отрицают факт существования этой водной артерии.

Поэтому я озвучиваю две точки зрения, как в случае с той же спирогирой, когда одна лаборатория говорит отом, что все обнаруженные виды и подвиды спирогиры из озера Байкал являются эндемичными, которые были издавна в озере и ничего тут нового нет, а другая не менее известная лаборатория утверждает, что озеру Байкал «угрожает» спирогира.

— Для вас лично существует какая-то загадка, которую вы бы хотели разгадать?

— Мне интересен ­все-таки возраст Байкала. Не так давно мы говорили, что озеро — самое древнее и самое глубокое на планете Земля. Самым глубоким на данный момент оно осталось, а звание самого древнего с нас сняли, потому что обнаружено на Северном Кавказе озеро Зайсан, которому 70 миллионов лет. Глубина Байкала 1642 метра, а глубже еще около 8‑ми километров осадочных и осколочных пород, которые как раз накопились за время существования байкальского рифта. И вот было бы интересно, если бы удалось изучить глубинные осадочные породы и определить настоящий возраст Байкала. Есть еще, как минимум, один аргумент — многощетинковый червь полихета. Он живет, прикрепившись ко дну, где строит каменный домик. Живет полихета колониями, но самое интересное, что это типично морской представитель. Но тогда откуда он взялся, если Байкалу 25–30 млн. лет? Тут напрашивается гипотеза, согласно которой Байкал — часть древнего соленого океана, бушевавшего здесь 70 млн лет назад.

— На берегах Байкала издревле жили племена эвенков, бурят, поэтому так или иначе многие явления имеют под собой религиозную, мифическую, этнографическую почву. Легенд и мифов придумано достаточно много. А вы когда-­нибудь сталкивались с чем-то необъяснимым или малообъяснимым?

— Прозвучит не очень научно, но действительно, ­какие-то моменты существуют. Иногда, наверное, имеет смысл обращать внимание на легенды и древние предания. Например, считается, что самую глубокую точку озера Байкал обнаружили благодаря, в том числе легенде о дворце царя Байкала, который находится напротив мыса Ижимей на острове Ольхон. Откуда древние люди могли узнать, что на площади в 31 тысячу с половиной квадратных километров самая глубокая точка находится близ острова Ольхон? Сейчас можно рассмотреть шикарные картинки рельефа дна озера Байкал, которые были спроектированы в результате 70 миллионов промеров дна. А как в те времена люди могли измерить глубину озера и определить, что самая глубокая точка именно в этом месте?

Существует несколько гипотез происхождения байкальской нерпы, ближайшая родственница которой — кольчатая нерпа — обитает в Северном Ледовитом океане. Вероятно, их эволюция на определенном этапе разошлась, но то, что они родственные — это факт. И вот как она могла от Северного Ледовитого океана добраться до Байкала?

Есть такая легенда: если ­что-то потерял на Байкале, можно обнаружить в Северном Ледовитом океане, и наоборот. И якобы в подтверждение этому возле Ольхона образуется водяная воронка, которая все в себя затягивает. Понятно, что это легенда, но, с другой стороны, возможно, в этом есть ­какое-то зерно, также как с максимальной глубиной.

Получается, чего не коснись на Байкале — все удивительно загадочное, все потрясающее. Несмотря на то, что это самое якобы изучаемое озеро планеты Земля, тем не менее, нам еще изучать, изучать и изучать.

С Байкалом Алину Дэвардовну связывают практически кровные узы, потому что она выросла в семье ученых-­байкаловедов. Отец — Дэвард Иосифович Стом — видный ученый, профессор, сотрудник Байкальского музея СО РАН, заведующий лабораторией водной токсикологии ИГУ (НИИ биологии при ИГУ). Мама — Алла Эдуардовна Балаян — кандидат биологических наук, старший научный сотрудник лаборатории водной токсикологии ИГУ.